К Природе неприменимы не только человеческие понятия о Добре и Зле, но и расхожие понятия о Жизни и Смерти. В Мироздании вообще нет отдельно Жизни и Смерти, как нет, безусловно, отдельно духа и естества (всякая плоть одушевлена, а всякая душа имеет свое обличье).
Жизнь и смерть взаимосвязаны и просто не могут существовать друг без друга. Таково единство, сопряженность и взаимообусловленность всего сущего в лоне Природы, где продолжение жизни, то есть новое жизненное воплощение немыслимо без разрушения старой оболочки, то есть без смерти.
Рождение и смерть не могут быть осмыслены в отрыве друг от друга, как не может быть осмыслен верх без низа, прилив без отлива, мороз без жары.
Вещее языческое мировидение прозревало относительность жизни и смерти. Волхвы понимали рождение и смерть как взаимосвязанные проявления одного и того же состояния – ЖИЗНИ. Общее понятие "ЖИЗНЬ" включало в себя два этих разных, но равноправных явления.
Осенью дерево, олицетворяющее Жизнь, сбрасывает листву и обмирает, чтобы вновь расцвести весной. Древнейшие общеиндоевропейские представления об умирающем и воскресающем божестве плодородия основаны на временной "смерти" зеленой растительности зимой.
Богиня плодородия бессмертна, как и сама Природа; но бессмертна она именно потому, что каждый год ОБНОВЛЯЕТСЯ, то есть рождается и умирает. Из непрерывной череды рождений и смертей и состоит ЖИЗНЬ.

* * *
Хищники обычно охотятся ночью. Но в этой "теневой", "мрачной" стороне Природы нет отрицательного смысла. Есть вынужденная борьба за выживание, когда убивают не ради удовольствия убить, а чтобы выжить и продолжить СВОЙ РОД. Причем каждое животное довольствуется лишь тем, что необходимо ему для поддержания собственной жизни и жизни детёнышей.
Смерть жертвы почти всегда наступает так быстро, что она не успевает ощутить страха и мучений. Природа не знает жестокости, свойственной человеку как существу лицемерному и коварному. Не знает изощренных пыток и костров инквизиции.
"Называя человека хищным зверем, кого я обижаю: человека или зверя?" – писал один из величайших мыслителей XX века Освальд Шпенглер. "Благородный разбойник" – волк не питает личной злости к своей жертве. УМЫШЛЕННОГО НРАВСТВЕННОГО ЗЛА В ПРИРОДЕ НЕТ. Пролитие крови, наблюдаемое в Живой Природе, не является злом в абсолютном, то есть безусловном смысле слова, а только частной составляющей ВЫСШЕЙ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ.
Предание народа саами повествует, как Каврай – верховное божество и повелитель шаманов навел порядок в делах своей невестки – Хозяйки оленей. Она так усердно вела свое хозяйство, что на земле стало тесно от бесчисленных оленей. Они выгрызли всю растительность вплоть до голого песка и камня. Среди оленей начался повальный мор. И тогда лесные Духи-Хозяева воззвали к Кавраю. Тот спохватился и создал волка. Волки сразу очистили землю от падали. И больше не давали оленям размножаться без меры. Жили волки – жила тундра. Жила тундра – жили олени. Жили олени – жил человек.
Потому саамы никогда волков не убивают, ведь волка послал сам Каврай и послал он его не зря.

* * *
Богословы и "научные" материалисты одинаково отказывают Природе в Её самоосознанности и всеобщей одушевленности. И одинаково оправдывают вседозволенность человека по отношению к Ней.
Материалистический нигилизм есть оборотная сторона христианского единобожия. Христианство выросло на почве ветхозаветного иудейства и впитало в себя его отчужденность от Живой Природы. Иудейские басни о сотворении Мира включены в христианское вероучение как "боговдохновенные".
Безнравственное, нечестивое отношение христианства к Природе проистекает из библии, узаконившей господство человека над бесправной "рабой" – Природой. Языковеды утверждают, что на иврите слова "добро" и "зло" означают, прежде всего, "полезное" и "вредное". Согласно этому, право на жизнь имеет лишь то, что полезно, выгодно "богоизбранному" народу, а всё вредное и бесполезное надо истреблять.
Экологическая катастрофа была предопределена победой христианства в Европе, когда природные духи-покровители лесов, озер и рек были объявлены бесами, а сама Мать-Природа стала олицетворением враждебной, противостоящей человеку силы, воплощением всяческого зла.
Развитие науки и техники поощрялось церковью как средство закабаления Природы, беспощадной "победы" над Ней. Западная христианская механистическая цивилизация пожирала, как саранча, всё на своем пути. И вполне закономерно машинный "прогресс", основанный на борьбе с Природой, завёл человечество на край пропасти.
Забившие тревогу экологи установили, что одной из важнейших особенностей ДИКОЙ ПРИРОДЫ является биологическое равновесие в ее среде. Это научное понятие – не что иное, как запоздалое подтверждение языческого положения о том, что в Природе всё согласовано – всего там достаточно и нет ничего лишнего, "вредного". МОЖЕТ ЛИ ПРИРОДА ВРЕДИТЬ САМА СЕБЕ???
Истребление "вредной" мухи цеце в Африке привело к чрезмерному размножению скота, превратившего цветущую саванну в бесплодную пустыню. С уничтожением кайманов необычайно расплодились хищные рыбы пираньи, ставшие настоящим бичом кое-где в Южной Америке.
Дикая Природа сама во время сильной засухи сокращает поголовье травоядных до разумных пределов. "Тёмные идолопоклонники" прозревали таинственное сцепление всех существ и явлений. Они понимали, что всё живое сосуществует во взаимосвязи и взаимодействии. Всё само по себе и всё – частицы совокупного целого. И в этом совершенном порядке не бывает внутренних необратимых бедствий. Бесчисленные стада бизонов кочевали по прерии; бизоны, волки и индейцы жили бок о бок. Прерия кормила их всех и при этом зеленела.
Природа сама поддерживает равновесие между хищниками и их добычей, причем в роли блюстителей этого равновесия выступают сами хищники. Росомахи в Восточной Сибири отбивают часть оленьего стада, отгоняют его в горную долину и поочередно пасут, "ломая" лишь необходимое число оленей. Волки уничтожают в первую очередь старых, ослабленных копытных, неспособных дать полноценное потомство, а также убивают некоторое количество молодняка, чтобы предотвратить биологический взрыв. ОЧЕНЬ ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, что старые дельфины в стае плывут внизу, откуда нападают акулы, а старые зебры пасутся по внешнему кругу, откуда нападает лев.
Заботливая Мать-Природа СВОИМ ПРОВИДЕНИЕМ "страхует" вид, увеличение численности которого становится угрожающим. Чтобы предотвратить полное вымирание вида от голода, она обрекает на быструю смерть часть его. Для этого предусмотрены весьма сложные и хитроумные меры, пресекающие рост численности сверх определенного уровня. Известно, например, что некоторые насекомые, оказавшиеся в стесненных условиях, начинают вырабатывать особый газ, умерщвляющий их собственные личинки и подавляющий половое влечение. Это и понятно, и в то же время непостижимо...
ПРИРОДА САМОБЫТНА, САМОСОВЕРШЕННА, САМОДОСТАТОЧНА И НЕ НУЖДАЕТСЯ В БОГЕ. Мир Природы един. В заповедной, привольной Природе нет вредителей, нет сорняков. Так называемые сорняки и вредители – ответ Природы на человеческое вмешательство.

Дикие благоуханные травы-медоносы человек назвал сорняками. Тщательно их искореняя, он создает наилучшие условия для размножения тех видов насекомых, которые нацелены на уничтожение определенных сельскохозяйственных растений. С каждым годом борьба с вредителями отнимает всё больше сил и средств, а ущерб от них не уменьшается.
Так ли уж опасны насекомые-вредители? Исследования показали, что некоторое количество вредителей лишь усиливает фотосинтез, жизнедеятельность и жизнестойкость растений. Личинки одного вида жесткокрылых насекомых могут выжить только в мертвой древесине: мать выгрызает щель вдоль кончика ветки мимозы (и никакого другого растения) и откладывает туда яйца. А затем, отступив на 30 см, выгрызает вокруг ветки бороздку – и конец ветки погибает. Сама по себе мимоза растет не более 20-30 лет. Но срок ее жизни может увеличиться и до 100 лет, если дерево ежегодно подрезать, что и делает насекомое.
Так называемые насекомые-вредители чересчур размножаются только в искусственных, однородных, а, следовательно, нежизнеспособных лесонасаждениях. Численность насекомых также упорядочена самой Природой, а не человеком, чьи химические и другие средства оказывают лишь незначительное влияние на их размножение.
В одном из писем Дарвин писал: "Я не могу убедить себя в том, что благодетельный и всемогущий бог преднамеренно создал ихневмонид с той определенной целью, чтобы они питались живыми телами гусениц". Оставим бога на совести Дарвина (а Дарвина на совести бога). Если ихневмониды, как определенный вид насекомых, существуют, значит, ОНИ НУЖНЫ ПРИРОДЕ. Они являются защитниками растений; не будь такой управы на прожорливых червяков, те обгрызли бы всю листву.
То, что рассматриваемое в отдельности, само по себе, представляется на первый взгляд несправедливым, оказывается справедливым, будучи рассмотрено в отношении целокупного бытия Природы. Природа совершенно беспристрастна и потому не может быть несправедливой. Природа в своем разумно-нравственном достоинстве – "по ту сторону Добра и Зла" в их "человеческом, слишком человеческом" понимании. Именно признание РАЗУМНОСТИ ПРИРОДНОГО СООБЩЕСТВА (по-научному биоценоза) В ЦЕЛОМ является наиболее противоречащим дарвинизму заключением современных экологов.

Именно в том и заключалась наиболее значимая причина успеха дарвинизма, что в нем отразилась английская история XVII-XIX веков. Дарвинизм, с его взглядом на жизнь как на борьбу за существование, явился отрыжкой капиталистической действительности, своею рода оправданием людоедской морали "свободного" мира, основанного на пожирании слабых и беззащитных.
Англичане, вынужденные жить по закону: "ты умри сегодня, а я завтра", узнали в дарвиновском учении себя. Учение это было близко и понятно обществу, построенному на беспощадной войне каждого против всех, и всех – против Природы.

* * *
Дарвин положил в основу своей гипотезы идею ВРАЖДЫ, назвав ее борьбой за существование. Идею же ЛЮБВИ, проявляющуюся во взаимопомощи, – эту существеннейшую причину развития Жизни, не счел.
В одном из писем он признался, что если бы в Природе нашелся хотя бы один пример того, когда растение или животное обзаводится приспособлением НА ПОЛЬЗУ другому виду, то это означало бы крушение всей его теории. А разве не является таким примером любое природное сожительство-симбиоз???
Дарвин почти не коснулся этого, достойного изумления, явления. Оно было просто излишним в его сухом, рассудочном построении, а главное – ему противоречило.
Однако, ещё древние мудрецы полагали, что именно ЛЮБОВЬ и есть та могущественнейшая сила притяжения, что связывает мир в единое СОЧУВСТВЕННОЕ ЦЕЛОЕ.
ПРИРОДА раскрывается как почка, оплодотворённая ЛЮБОВЬЮ РОДА. Люди, животные, растения – вся ПРИРОДА – только различные проявления одного живого бытия – РОДА, стало быть – родственны. Все живые существа – клеточки одной, в едином согласии дышащей плоти Земли, подобно тому, как мы сами состоим из клеток, ведущих самостоятельную жизнь, но сотрудничающих во благо всеобщего целого, каковым является человеческий организм.
Межвидовая взаимопомощь – основной закон Природы, и для развития Жизни закон этот имеет гораздо более важное, главенствующее значение, чем побочный закон взаимной вражды. Об этом писал и выдающийся русский мыслитель, идеолог анархо-коммунизма П. А. Кропоткин в своем труде "Взаимная помощь как фактор эволюции". А крупнейший русский ботаник-фитопсихолог А. С. Фаминцын развивал мысль о том, что Жизнь не столько борьба видов, сколько, в первую очередь, их сосуществование и сотрудничество. Это подметил также и Гете, наблюдавший взаимополезное сожительство разных видов растений и животных.
САМА ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ зиждется на обоюдно выгодном и идеально слаженном содружестве растений и насекомых-опылителей.
Существование животного мира (включая человека, как биологический вид) было бы невозможно без зеленых растений, создавших пригодную для дыхания кислородную атмосферу. Если бы в атмосфере Земли было 25% кислорода, то лес мог бы гореть под дождем. А если кислорода было бы 10%, то не горел бы даже сухой валежник. Известно, что 21% этого газа в воздухе есть следствие жизнедеятельности растений. Более того: поразительно, что растения сами и поддерживают этот необходимый для других живых существ устойчивый уровень содержания кислорода в течение многих миллионов лет. Выходит, что вся Живая Природа находится под присмотром растений.
Основное различие между растениями и животными заключается в способе питания. Только растениям присуща чудесная способность питаться непосредственно СОЛНЕЧНЫМ СВЕТОМ. Поэтому и предназначение их на Земле совершенно исключительное, СВЕЩЕННОЕ: они – посредники между другими живыми существами и источником Жизни – Солнцем.

Улавливая, накапливая и преобразуя в себе солнечные лучи (осуществляя фотосинтез), растения дарят всем зависимым от них существам-потребителям воздух, пищу и лекарства, дарят им ЖИЗНЬ, жертвуя собой (к слову сказать, сокровенная суть фотосинтеза остается для ученых тайной за семью печатями).
Говоря суконным языком науки, фитомасса, то есть масса зеленых растений составляет 99% биомассы, то есть общей массы всех живых существ Земли. На долю же зоомассы приходится всего лишь один процент, а в нем масса насекомых превышает в три раза массу всех млекопитающих, рыб и птиц, вместе взятых.
Около 80% видов растений являются цветковыми и опыляются насекомыми: бабочками, шмелями, пчелами, осами, жуками и др. Сожительство дивных творений Природы – благоуханных цветов и связавших с ними свою судьбу насекомых – самое полюбовное: мотылек пьет приготовленный для него нектар, а сам помогает растению продолжить свой род.
Поистине прекрасен их союз, предопределивший расцвет Жизни на Земле и наглядно показывающий, что Природе несравненно в большей степени присущи отношения, основанные не на противоборстве, а на добрососедстве, взаимной помощи и взаимном доверии.

* * *
Некоторые, очень ядовитые растения и животные имеют предостерегающе яркую расцветку, и здесь не один только голос самосохранения: такая окраска дает всем окружающим возможность сохранить себе жизнь.
Люди, ищущие во всем потребительскую выгоду, удивляются, почему актиния не жалит анемонову рыбку (какой ей прок от этой рыбки?), почему тли безвозмездно отдают муравьям свои сладкие выделения?
В дикой Природе гуси гнездятся рядом с полярной совой, мирно живут в одной, общей норе не только огромная ящерица гаттерия и буревестник, но и ласка с крысой, и даже, как в волшебной сказке, утка с лисой! Так утверждают бывалые охотники, и об этом писал сам Альфред Брэм.
Натуралисты, наблюдающие животных, сплошь и рядом сталкиваются с такими поразительными примерами любви, сострадания, беззаветной преданности и героизма, для которых у человека не хватает почетных слов, чтобы по достоинству оценить их. 3абота о благе других, самопожертвование родителей ради детей, совместное воспитание потомства, причем попечение простирается даже на чужих детенышей, кормление сирот и взрослых покалеченных сородичей – эти прекраснейшие качества присущи многим животным "от пчелы до гориллы". Причем поступают они так БЕСКОРЫСТНО исключительно в силу СОПЕРЕЖИВАНИЯ – СОЧУВСТВИЯ себе подобным, ничего не ожидая взамен.
Нравственные установки первобытного охотника имели свой прообраз в мире животных, где можно найти гораздо больше подлинных добродетелей и возвышенных чувств, чем в современном христианском обществе, где царит капиталистический "закон джунглей" в худшем смысле этого слова.
Настоящему же закону джунглей присуща своя, звериная справедливость и свои, природные нравственные заповеди. Нравственно то, что служит процветанию Рода; безнравственно то, что губительно для него. Животное всегда стремится сохранить свою жизнь, но в то же время всегда готово ею пожертвовать во имя продолжения Рода.

* * *
Приписав себе исключительное право на любовь, ее таинство и красоту, человек оставил на долю всех остальных лишь "животные" страсти да скотские инстинкты.
Однако, до скотоложства, мужеложства и прочей содомии (Содом – библейский город) додумался только "венец творения".

Созерцание торжественных, радостных и красочных брачных танцев в мире живой Природы способствовало возникновению древнейших обрядовых плясок у многих народов.
Так, наши живописные Купальские хороводы как бы подражали журавлям, которые во время любовных игр, подпрыгивая, наклоняясь и приседая, движутся по кругу, хлопая крыльями в такт своим трубным кликам. Подобны этим играм были свещенные пляски русальских дев, плещущих распущенными рукавами, как птица крыльями.
Ещё Плутарх заметил, что "воздержанность Пенелопы обкаркают с презрением и смехом сотни вороних, из которых каждая, если умирает ее ворон, вдовствует не малое время, а в течение целых девяти человеческих поколений".
Есть птицы-однолюбы и звери-однолюбы, поддерживающие строгий брачный союз на протяжении всей своей жизни и уделяющие свою любовь только одной – единственной суженой. И смерть одного из супругов подчас влечет за собой смерть от тоски и другого.
Волк выбирает себе подругу на всю жизнь. И волчица, потеряв супруга-волка, до конца дней своих сохраняет вдовство. Вдова орла также остается вдовой на всю жизнь. Пожизненные брачные узы объединяют усатых китов, лис, бобров и других животных.
Кроме воронов, верны друг другу до смерти дикие гуси, лебеди, соловьи, попугаи, многие хищные птицы. У диких гусей, галок и некоторых других птиц, соединяющихся на всю жизнь, задолго до вступления в брак (то есть до половой зрелости) заключается полюбовное соглашение-помолвка, причем обряд этот отделен от супружеской близости весьма длительным временем. У галок, например, время помолвки обычно равняется одному году. А обрученные дикие гуси целых 16 месяцев живут вдвоем как брат с сестрой, прежде чем вступят в брачный союз.
Человек – единственное живое существо, удовлетворяющее половое вожделение не для продолжения своего Рода, а исключительно ради похоти. Только человек превратил таинство слияния полов и зарождения жизни из свещеннодейства в секс.
В мире животных забеременевшая мать не подпускает брачного супруга (да и тот не делает попыток к сближению). Многочисленные женские болезни, о которых и понятия не имеют животные, – следствие беспорядочной половой жизни и искусственных выкидышей. Родовые муки также присущи только человеку.
Ещё одно естественное возмездие за все извращения – это венерические болезни. Они составляют исключительное достояние "человека разумного", и ни одна из них не прививается животным. Все попытки изуверов в белых халатах искусственно заразить крыс, собак или обезьян сифилисом были неудачны.
Дикие звери, как правило, вообще ничем не болеют и умирают в глубокой старости, не страдая, если только не подвергнутся внешнему насилию. Всё больше болезней человек обнаруживает только у себя и у своего домашнего скота – бывших вольных зверей, которых он поработил и изуродовал в своих потребительских целях. Ветеринары озабочены все новыми "благородными", чисто человеческими болезнями своих подопечных, как-то: рак матки, рак желудка, инфаркты и т. п., что объясняется влиянием на животных искусственного отбора в обход закона Природы о выживании наиболее сильных и приспособленных особей.
Вырванные из естественного бытия, они стали беспомощными уродами с точки зрения Природы: ведь свинья – это безобразно ожиревший, больной кабан, у коровы – слишком большое, неестественное вымя и т. д.

* * *
Выдумки дарвинистов о том, будто люди унаследовали всё дурное, в том числе жестокость, от животных, – несостоятельны. Напротив, животным обязан был человек своими нравственными понятиями долга, чести, чувств собственного достоинства и великодушия.

"Человек человеку волк" – это придумал человек. Волк не перегрызет горло своему сородичу. Кроме определенных правил поединка соперников-самцов, ограничивающих увечья, у всех животных существуют особые позы подчинения и умиротворения, позволяющие слабейшему избежать продолжения схватки. Волки также соблюдают эти правила чести, и они гораздо более строги, чем наши человеческие.
Потерпевший поражение боец намеренно подставляет клыкам противника самое уязвимое место – шею с проходящей по ней яремной веной. Волк – символ жестокости и вероломства, заклейменный человеком как убийца. Однако волк-победитель никогда не нарушит закона волчьей чести, никогда не нанесет смертельный удар, а сразу прекращает бой.
Некоторые травоядные, прося пощады, падают на колени: потому-то бык на арене замирает и не бросается на матадора, когда тот, стоя на коленях перед быком, изображает "смертельный" трюк. Зверь подчиняется природной нравственности, человек же, коварно воспользовавшись этим, вонзает в него шпагу.
Таким видом убоя очень восхищался Хемингуэй. Не случайно его любимыми собутыльниками (помимо педерастов) были матадоры. Матадор дословно по-испански – убийца. Американский тартарен, похвалявшийся своими кровавыми похождениями в Африке, и сына своего обучал стрельбе по живым мишеням – голубям, очень мило называя такое убийство "любительской спортивной охотой". Неудивительно, что после Второй Мировой войны, в <…> мире (когда и спорт из состязания в силе и быстроте выродился в погоню за золотом), модным властителем умов становится янки Хемингуэй – "пацифист и борец с фашизмом", получавший наивысшее наслаждение от жизни, отнимая её, у других.
Уместно вспомнить, что самой желанной наградой победителям древних Олимпийских Игр было свещенное преимущество сражаться в первом ряду, рядом с Вождём-Военачальником.
Поборники "прав человека" говорят, что всё же охота – страсть, голос крови Предков; нельзя лишать человека того, что заложено в его наследственности. Но тогда причем здесь винтовка с оптическим прицелом и разрывными пулями? И выходи на богатырское единоборство с матерым вепрем, как твой былинный пращур: с рогатиной, топором и ножом... Ведь выходит и сейчас отважный чукча (осмеянный прибаутками) с ручным гарпуном на моржа, а уважающий себя масаи – с копьем на льва.
Когда-то охота была честным поединком, достойным мужчины-воина: добыть грозного зверя мог только самый смелый зверобой. И они сходились, как сходились встарь на равное состязание одиночные бойцы перед полками.
Презренные шкурники, стреляющие в медведя с вертолета, уподобляются "кроткому" Давиду, подло, исподтишка поразившему камнем из пращи простодушного солнцепоклонника Голиафа.
Человек, предоставив самому себе право жить убийством, лицемерно обзывает "жестокими" и "кровожадными" тех животных, которым самой Природой предназначено быть хищниками, и которые поэтому чисты в своем первозданном естестве. Им неведом порок, и убивают они не из любви к насилию.
Касатку (превосходящую разумом прочих дельфинов), айны, гиляки, камчадалы и другие народы почитали как Хозяйку Моря; достоверных случаев нападения касатки на человека не существует. Но англичане назвали ее "китом-убийцей".
В знаменитом американском романе "Моби Дик" олицетворением зла, подлежащего уничтожению, является Белый Кит – "исчадие ада". Символично, что одержимый убийством китобой носит имя израильского царька Ахава.
Только у "просвещенных" народов слово "зверь" стало ругательным. И дабы не замараться звериной "кровожадностью", христиане порешили свои жертвы умерщвлять "без пролития крови", – гуманно сжигать заживо. Гуманно без кавычек, ведь гуманизм по-латыни означает человечность. А из всех живых существ только человек любит смотреть, как мучается ему подобный и находит упоение в самом акте причинения боли. Другого, столь извращенного существа в Природе нет. Садизм, присущий "цивилизованному" гуманоиду, разительнее всего отличает его от зверя.
Люди без колебаний выносят свой приговор крысе, называя ее "злобной", "мерзкой", "дьявольской тварью", и это помогает им отмахнуться от всяких размышлений. Однако непредвзятые исследования доказали, что крысы способны испытывать такие чувства сопереживания, сочувствия и сострадания, которым может позавидовать человек.
Были поставлены неоднократные опыты: крыса нажимала на рычажок, иначе она не могла бы получить корм, и вызывала тем самым у другой крысы острую боль от удара тока, видела, как та корчится в муках. И вот гуманные, то есть чисто человеческие, опыты-пытки установили: можно крыс разделить на три группы. Первая, самая большая, видя страдания своего сородича, сразу отказывается от еды, не желая получать ее такой ценой. Вторая – делает то же после "перемены ролей", то есть после того, как сама испытает подобную боль.
И, наконец, третья, ничтожная часть даже после "перемены ролей" не отказывается от кормёжки. Ученые рассматривают такую безжалостность как резкое отклонение от нормы – патологию. Известно, что бесчувственность, бессердечность – один из ранних признаков душевного заболевания. В стране героев – Спарте каждый ребёнок, находивший удовольствие в мучительстве животных, подлежал смерти, как существо совершенно испорченное, духовно ущербное и само недостойное жизни.
Остается добавить, что столь чувствительные существа как крысы, в неимоверных количествах приносятся на жертвенный алтарь "биологии" (биология – учение о ЖИЗНИ!), где называются просто "экспериментальным материалом".

* * *
Нравственный уровень определяется не столько отношением человека к человеку, как то утверждают христиане, сколько его отношением к животному: ведь человек относится к ближнему часто (сознательно или бессознательно) так, как ему выгодно, а к животному всегда так, КАКОВ ОН ЕСТЬ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
Отношение человека к беззащитному существу – животному или растению – зеркало его души. Поражает беспримерная, бессмысленная, немотивированная (а следовательно – прирождённая, иудейская) ожесточённость Иисуса, умертвившего невинную смоковницу.
Жестокость всегда одна, двух жестокостей не бывает. К проявлениям жестокости по отношению к другим людям человека сдерживают правовые законы; подлинное духовное благородство испытывается в соблюдении человеком своего нравственного долга перед слабейшими и БЕСПРАВНЫМИ. Украшение Воина – мужество. Украшение мужества – милосердие.
Можно только диву даваться, как человек, во всех отношениях вроде бы добродетельный (мухи не обидит), высокопарно рассуждает о боге, о смысле жизни, и одновременно спокойно, обыденно, будто продевая нитку в иголку, протыкает пойманную ЖИВУЮ рыбёшку под жабры и забрасывает в воду, где она продолжает биться.
Согласно какой чудовищной логике убийство человека считается самым страшным грехом и преступлением, а умерщвление живых существ для удовольствия (!), а вовсе не от голода, называется "отдыхом", "хобби" и даже "общением" с Природой?
Пусть жертва не кричит, не стонет, но неужто судорожно открывающийся окровавленный рот и трепещущее тельце не являют убедительных признаков смертельной муки? И не видеть этого – значит быть нравственным уродом.
САМАЯ ВОЗВЫШЕННАЯ РЕЛИГИЯ ЕСТЬ ЛИШЬ ПРОЯВЛЕНИЕ СОСТРАДАНИЯ К БЕЗЗАЩИТНЫМ СОЗДАНИЯМ ПРИРОДЫ.
И порождается она не рассудком, а проистекает из гораздо более глубинных и древних, подсознательно-чувственных, а значит – наследственно врожденных слоев. Природа постигается не сознанием, а задушевным сопереживанием: не мозгом, а сердцем, не научным опытом, а нравственным чутьем.
Единая душа Природы, разлитая повсеместно, вздыхает порывами ветра, жалобно стонет под пилой лесоруба, плачет шелестом скошенных трав...
Мистическое чувство сострадания Шопенгауэр называл "великим таинством этики".

* * *
Небольшой островок близ Цейлона называется "Змеиным". Буддисты избегают убивать всё живущее. Если в саду поселилась кобра, её ловят и отвозят на этот остров.
Первейшая заповедь буддизма и джайнизма (джайнизм – вероучение, много древнее буддизма) – ахимса, то есть воздержание от причинения вреда всему живому. И это благоговение перед свещенным таинством Жизни вовсе не есть восточное изобретение, а коренится (так же, как и учение о перерождении-перевоплощении) в едином некогда для всех первобытных охотничьих племён мирочувствовании.
Лишь одно, отчужденное от Природы, обрезанное племя возвело служение ЗЛУ – свой кровожадный, людоедский расизм – в "боговдохновенную" религию, требующую постоянных кровавых жертв для ублажения упыря Иеговы-Саваофа, узаконенного в христианстве под именем бога-отца. Потому и утверждал Иисус, что пришел он "не нарушать закон, но исполнить". "Не мир пришел я принести, но меч"...
Иерусалимский храм был настоящей бойней, но Иисус, будучи плоть от плоти своего племени, никогда в своих проповедях не призывал к воздержанию от кровавых жертвоприношений. Поэтому несостоятельны все выкладки рериховцев об арийском, якобы, происхождении Иисуса и о его хождении за сокровенной мудростью в Шамбаллу. Великий обет ахимсы был и есть основополагающий в мистических братствах Востока. Да и не только Востока: достаточно вспомнить орфиков, Аполлония Тианского. Пифагор, которого Геродот почитал "мудрейшим из эллинов", увидев, однажды рыбаков, тянущих невод, заплатил им стоимость улова и освободил пойманных рыб. Иисус, напротив, выбрал себе "нищих духом" учеников из рыбаков – людей чёрствых по роду своих занятий.
Достойно сожаления, что кое-кто из нынешних язычествующих националистов, пытающихся совместить солнечный Коловрат с "вифлеемской звездой", травит опиумом свою доверчивую паству, внушая ей, будто поклониться "спасителю" – "арийцу" (Мария = мать ария!?) пришли ВОЛХВЫ. Неужто не понятно, что лукавые попы-переводчики, чтобы подделаться под славянство, совершили подтасовку? В греческом тексте написано, что пришли маги, а магами тогда назывались халдеи (ветвь семитов) – звездочеты и чернокнижники-каббалисты, то есть по-русски – колдуны (магия, особо процветавшая у ближневосточных семитов, возникла как попытка насильственного воздействия на природных духов, когда естественные узы человека и Природы были разорваны).
В церковном переводе библии можно прочитать, что и царь Давид "на гуслях играл"; "свой", значит, подлюга был!

* * *
Непричинение вреда мыслилось нашими далёкими предками не как отказ от охоты вообще (мог ли человек суровых ледниковых времён питаться плодами?), а как запрет на причинение излишних страданий. Запрет, поощрявший возможное милосердие. В таком же смысле надо понимать и проповедь даосов о воздержании (по возможности!) от деяний, противоречащих Природе.
Да, охотники, убивая зверя, совершают насилие. Но живое существо не может обойтись без пищи, так устроен мир; чтобы питаться солнечными лучами, надо быть цветком. И вопрос не в том, как избежать насилия вообще. Такое предположение заведомо невыполнимо. Ведь даже жрецы-подвижники джайнов, щадящие кровососущих насекомых, непоследовательны до конца. Они употребляют в пищу зерна, а зерно – это зародыш, это – жизнь. Разве посягательство на жизнь растения менее предосудительно? Они топчут траву, а ведь она тоже живая.
Мы никогда не обретем полного лада с Землей, хотя бы потому, что не можем обойтись без уничтожения растений. И вопрос в том как, причинить возможно меньше боли другим существам, удовлетворяя при этом насущные потребности тела в пище, тепле и одежде.
Потребности эти не являются чем-то "дурным" и "греховным". Они есть прирожденные, то есть заложенные самой Природой. Всё дело в том, к чему они влекут человека. Пища – необходимое условие жизни, но, как сказал мудрец: одни люди едят для того, чтобы жить, а другие живут для того, чтобы есть. Поэтому обжорство, как потворство чрезмерной прихоти, всегда отвратительно.
Вся промысловая охотничья нравственность покоилась на незыблемом законе: не преступай границ необходимого, не бери лишнего у Природы. Индейцы никогда не убивали бизонов почём зря, больше того, что им было нужно на ближайшее время.
Когда причина вымирания мамонтов и других крупных зверей приписывается истребительным охотам кроманьонцев, то это просто дань нашей природопожирающей эпохе. Бессмысленные бойни – загон на обрывы, когда гибли сразу сотни животных, есть плод воображения кабинетных "знатоков", сводящих всю палеонтологию к сортировке зубов и позвонков. "Кладбища" мамонтов известны во многих местах, но далеко не всегда близ них имелись обрывы. Полевые исследования показали, что массовые "захоронения" останков мамонтов и других крупных зверей образовались вследствие внезапных наводнений, оползней, провалов почвы, снежных и каменных лавин.
Охота была не досугом, а вынужденной необходимостью лишить зверя жизни, но только ради того, чтобы жить самому и накормить сородичей. И человек убивал лишь тогда, когда этого нельзя было избежать.
Но и такое, вынужденное убийство рождало в душе сожаление и тревогу. Нравственный закон в груди подсказывал охотнику, что он посягает на чью-то жизнь. А ЖИЗНЬ БЫЛА СВЕЩЕННА не в силу религиозных или каких-либо иных запретов, а САМА ПО СЕБЕ, и право на жизнь признавалось за всеми.
Вымирающие ныне юкагиры стыдились смотреть "на лицо" убитого лося.
В Гималаях жив обычай: шкуры медведей или барсов, убитых "в состоянии самозащиты" или при охране стада, жертвуются буддийским обителям. Считается, что этот дар в какой-то мере снимает с человека вину за взятие чужой жизни.
Солнцепоклонники-японцы остались верны древним заветам язычества. На маленьком островке Сэйкай-то стоит храм Когандзи, где ежегодно совершается заупокойная служба по душам китов, погибших от рук китобоев. В подземелье светилища находится усыпальница, куда сносят зародышей китов, извлеченных из тел убитых беременных китих при свежевании, и здесь хоронят, обернув в соломенные циновки.
Сколько волос на шкуре убитого животного, столько раз убивающий животных ИЗ ПРИХОТИ принимает насильственную смерть в будущих рождениях, – так сказано в Законах Ману.
Древние земледельцы сознавали, что, вспахивая землю или срывая-убивая растения, они нарушают первозданную девственность Природы. И потому они вымаливали прощение у загубленных трав, у природных Духов-Покровителей, убеждая их в необходимости своего поступка.
Здесь истоки многих народных, языческих празднеств, доживших до наших дней. В глухомани Брянской области сохранился русальский обряд "Брянская Кострома", в котором отражены древнейшие свещеннодейства, связанные с почитанием льна: "Похороны костры" – останков (отходов) убитого льна сопровождаются скорбными причитаниями, плачами и заклинаниями. Гайавата обращался к Березе, ПРОСЯ ЕЕ поделиться своей корой. Предания многих народов повествуют о возмущении оскорбленных душ Природы: дриада наказывает нечестивца, срубившего ее дерево.Пигмеи перед выходом на охоту разводят особый костер – по его дыму Дух Леса узнает, что они отправляются на охоту и просят у него прощения за вынужденное лишение жизни его обитателей.
Первобытный охотник понимал, что в лесу он – в гостях, и преступление правил гостеприимства – определенных свещенных запретов – чревато недовольством природных Духов-Хозяев, обращавших свой гнев на непосредственного виновника или на людей вообще.
Порой, приняв свой самый ужасный облик, навстречу преступнику выходит сам Хозяин Леса...
* * *
С прошлого столетия археологи спорят о назначении великолепной "доисторической" живописи и скульптуры, скрытой в чреве глубоких пещер. Наскальные росписи подземных светилищ – самое ошеломляющее свидетельство гениальной одаренности, присущей человеку древнекаменного века.
Возраст наиболее древних – 30 тысяч лет, и именно они самые совершенные, самые "живые". Какой цели служили непревзойденные доселе художественные творения, требовавшие огромных затрат времени и сил? Искусство ради искусства? Или ради охотничьей удачи? Быть может, это попытка околдовать зверя, на которого предстоит охота? Охотники предварительно "убивают" изображение зверя, что сулит овладение самим зверем. Подобные черно-магические приемы издавна используют каббалисты, наводящие порчу на свою жертву с помощью восковой фигурки или её портрета.
Однако, пещерная живопись несводима к прикладной охотничьей магии: исследования показали, что изображения зверей со знаками символического убийства, то есть пораженных копьями, составляют всего лишь 2% всех изображений, а на остальных нет никаких следов колдовских действий.
В наидревнейшей живописи Западной Европы и Каповой пещеры на Урале вообще нет изображений людей или сцен охоты; лишь рисунки животных и странных, загадочных существ со смешанными звериными и человеческими чертами. Сцены охоты появляются значительно позже – в мезолите. Налицо также почти полное отсутствие образов самого человека в знаменитом "зверином стиле" скифско-сибирского искусства, уходящего корнями в первобытные шаманские обряды Бон.
Перед нами кажущееся противоречие: палеолитическое искусство было связано с охотой, но саму охоту никак не отразило. Значит, оно не имело прямого промыслового значения. Бизон изображался не для того, чтобы легче было убить и съесть. Убить, в конце концов, можно было и без колдовства, в чем убеждал повседневный опыт.
Действительный смысл петроглифов – заклинательный призыв звериной души, просьба прощения перед необходимостью убийства, попытка избавиться от преследования со стороны души убитого зверя, могущей наслать болезни и даже смерть. А картины-изображения – олицетворённое воплощение этой души. Красный цвет означал, что нарисованный олень или бизон – "живой".
Зверь был не только возможной добычей, но одновременно и предметом обожания. Отношение к нему было непростое, для нас непривычное: это, прежде всего любовь, чувство глубокой привязанности, даже если на этого зверя и охотились. Зверь – кормилец: без его мяса, шкуры, жира невозможно выжить в суровые зимние времена. Бизон, ниспосланный Духами-Покровителями, почитался дорогим старшим братом. Убиению бизона и поеданию его мяса предшествовали свещенные искупительные обряды умилостивления. Считалось, что душа зверя осталась жива и невредима, что она опять вернется на Землю в своем настоящем обличье, возродится после смерти, КАК И ВСЁ ЖИВОЕ.
От мести умерщвленного зверя мог уберечь только шаман, способный в исступлении покидать свою телесную оболочку и одному ему ведомым путем проникать в невидимый, сопредельный мир, чтобы найти там душу убитого зверя и умиротворить ее.
Ключ к осмыслению древней живописи – в одном из первых изображений человека в пещере Ласко. Здесь, недалеко от смертельно раненного бизона, распростерт на земле человек с птичьей головой и неестественно вытянутыми ногами. Изображение упрощенное, как на детском рисунке. Это – шаман, пребывающий в обмороке. Шаман не "играл" в зверя. После вращательной пляски он замертво падал навзничь и, уподобляясь птице (или в обличье птицы), витал в иных измерениях.
Обряд умиротворения порой был обращен не к самому зверю, а к его "Хозяину". Промысловые животные занимают в древней живописи далеко не исключительное место; не менее часто встречаются солнечные и другие загадочные знаки-обереги, а также сказочные человекоподобные существа со звериными признаками. Современные археологи отвергли истолкование этих изображений как замаскированных охотников (или участников их обрядов) и высказали предположение, что это, скорее свещенные тотемы-прародители.
Кто те полулюди-полузвери, подобные рогатому, хвостатому, бородатому, с завораживающими глазами совы и медвежьими лапами "колдуну" из грота Трех Братьев во Франции или лярвам-страшилам на курьих ножках и с оскаленной пастью на камнях Енисея?
Пляшущие звероликие люди – это либо камлающие шаманы-оборотни, либо сами природные Духи-Хозяева.
Отношение к могущественным Лесным Духам было сложное, двойственное: их не на шутку боялись, но от них же ждали поддержки и оберега. Такое отношение вполне естественно: Духи олицетворяли волшебные силы окружающей человека Природы – полной опасностей и вместе с тем дававшей все, в чем он нуждался.
Шаман-посредник, вступая в общение с повелевающим зверями Хозяином Леса, должен был увещевать его, "договариваться" о приемлемом соотношении предназначенных для необходимого пропитания племени животных. Этим он как бы заручался благосклонностью Лешего, могущего обеспечить удачную охоту и сохранить жизнь охотнику.
Отголосками обрядов задабривания являются Медвежьи праздники у индейцев, коренных сибиряков, а также белорусские полесские игрища – "комоедицы". Некоторые племена (например, селькупы) медведя вообще не трогали. У других убиение медведя и вкушение его мяса, когда-то строго запрещенное, впоследствии стало сопровождаться особыми искупительными обрядами, направленными на умиротворение души убитого зверя. Считалось, что охотники не убивали медведя совсем, а только снимали с него шкуру и брали мясо. А душа зверя уходила назад, в лес. Там она наращивала новое мясо, надевала новую шубу и опять становилась медведем. А чтобы душа убитого зверя не таила мести, охотники должны были всячески восславлять и ублажать убитого медведя как пожаловавшего к ним властелина леса: иначе смертоносные когти рано или поздно найдут обидчика. Умерщвленного медведя украшали, угощали его голову табаком и хмельным питием, пели ему и плясали. Так родился Медвежий праздник-торжество в честь добытого зверя.
Пышные обряды эти положили начало целому направлению художественного творчества: греческое наименование медведя – "комос" – дало название весеннему Медвежьему празднику – "комедии". Смысловое и сходноязычное единство понятий "комедия" и "комоедицы" указывает на отдаленную индоевропейскую всеобщность таких игрищ.
Когда на свещенного некогда зверя – "Старика", "Деда" – стали поднимать руку, тогда и началось лицедейство, дошедшее до нас в выражении "разыгрывать комедию".

А что такое "инстинкт"? Биологи только дали тайне название, ровным счетом ничего не объясняющее. Лучше всех сказал Ж. Фабр: "Инстинкт есть гений животного" (Гением римляне первоначально именовали божественного Прародителя-Покровителя Рода; поэтому родовую, наследственную память по-научному называют генной).
Животные обладают многими чудесными и загадочными чувствами, у людей почти напрочь отсутствующими. Они коренятся в наследственной памяти, которая у животных гораздо глубже и ярче.
Так называемый инстинкт – это запечатленный в душе (то есть на подсознательном уровне) опыт длинной череды предыдущих воплощений и поэтому он, в отличие от разума, никогда не обманывает. Свою родовую намять человек называет вещим шопотом души – интуицией...
Так какая же, якобы непроходимая пропасть разделяет человека и зверя? Разве не испытывают животные печали, тоски или отчаяния? Разве не ведомы им чувства благодарности, сострадания и угрызения совести?
И разве не теряют они временами, так же как люди, рассудок?

* * *
Воспитанию нравственного отношения человека к живой Природе препятствует то, что в обосновании любых мероприятий, направленных в защиту животных, соображения чисто духовные, такие как чувство жалости, почти не упоминаются в явном виде; о них словно бы стесняются говорить.
Многое, написанное об охране животных – нравственно ущербно; стыдливо выхолащивается самая суть – ВОПРОС О ПРАВЕ ЖИВОТНЫХ НА ЖИЗНЬ БЕЗОТНОСИТЕЛЬНО ОТ ИХ ПОЛЬЗЫ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА.
Такое замалчивание обусловлено пагубным влиянием христианского материализма, где единственным мерилом отношения человека к Природе является "полезность", то есть потребительская нажива, а добро и зло объясняются базарно-рыночным гешефтом: "добро – когда я обману, а зло – когда меня обманут".
Основанием законов об охране животных почти всегда служит сугубо материальная ценность данного вида для человека, и все запреты и ограничения так или иначе направлены на извлечение непосредственной выгоды – уже получаемой или только ожидаемой. Если защищают волка, то потому, что он полезен как "санитар", отбраковывающий больных копытных и этим способствующий возрастанию их поголовья, представляющего промысловую ценность для человека.
Оказывается, что птичьи гнезда непозволительно разорять лишь потому, что птицы приносят пользу – уничтожают вредных насекомых.
Известно, что добыть детеныша орангутанга (буквально "лесного человека") можно только убив его мать. Охотники, увидев прячущуюся в ветвях мать с малышом, стреляют в нее и стараются поймать падающего вниз детеныша. При этом многие детеныши разбиваются. И вот модный эколог и писатель проф. Гржимек вздыхает и сетует: "Подумать только, какие возможности для изучения эволюции человека могут исчезнуть, если немногие оставшиеся в живых орангутанги будут уничтожены!"
И так говорят люди, почитающие себя искренними друзьями животных, сами некогда бывшие беспомощными сосунками, знавшими материнскую грудь и материнские ласки. Вот он – делячески трезвый, "без сантиментов" подход к охране живой Природы.
С противоестественными доводами просвещенного профессора любопытно сопоставить охотничьи нравы "невежественных" язычников: русские перекупщики мехов говорили, что тунгусы и удэгейцы считали убийство пушного зверя для продажи нехорошим, "худым" делом, и этого зверь не простит.
"Цивилизованное" запрещение такой гнусности, как повальное избиение бельков – тюленьих детенышей вызвано вовсе не желанием защитить их от людской жестокости, а лишь потому, что это может привести к полному истреблению НУЖНОГО ЧЕЛОВЕКУ вида. Именно по этой же причине, а не по какой иной, была ограничена охота на китов и дельфинов.
Даже касаясь НРАВСТВЕННОЙ стороны вопроса о недопустимости мучительства животных, упор делается на побочные вредные последствия этого для человеческой психики, а не на прямую внутреннюю безнравственность и преступность САМОГО ЗЛОДЕЯНИЯ – отнятия жизни – КАК ТАКОВОГО.
Это соображение почти не затрагивается, а если и затрагивается, то преследует, в конечном счете, всё ту же вполне определенную цель – заботу о ЧЕЛОВЕКЕ. Огромное большинство пишущих в защиту животных ограничивается воспитательно-нравоучительными предостережениями о том, как уродует душу самого подростка-убийцы подобная безнаказанность, как безжалостное обращение с животными порождает бессердечие и жестокость по отношению к людям.
Самая существенная и непреходящая заповедь нравственного уложения Природы гласит, что несправедливо и подло причинять боль любому чувствующему существу. И без соблюдения этого основного правила всё остальное не имеет никакой цены. Но человек подчас не знает ни жалости, ни чувства умиления.
Срубаемая новогодняя елочка не может выразить свое страдание привычным для человека образом. Ни стон, ни взгляд жертвы не молит о пощаде... Но боль-то она чувствует!!!
Никто не хочет умирать. В раковой больнице, где человек расплачивается по счетам Природы, в изголовьях – охапки цветов. Но почему наше стремление к прекрасному должно нести ему гибель? Умирающие цветы не помогут больному, а напротив, усугубят его муки. Исцелять могут только живые цветы – дети Ярилы-Солнца и Матери-Сырой-Земли: ВОЛШЕБНЫЙ ДАР ПРИРОДЫ, куда Она вложила всю свою чудодейственную живительную любовь.
Любое проявление жизни – самоценно. Нет жизни ничтожной, невзрачной, загубить которую непредосудительно. Ведь это только кажется, что лишить жизни огромного лося – куда более чудовищный поступок, чем щуплую, подвернувшуюся под выстрел, пичужку.
Пусть лягушка – "безмозглая тварь", пусть жизнь маленькой птички может показаться незначительной по сравнению с жизнью Альберта Швейцера, но для каждой животрепещущей птички её жизнь – это ВСЁ!
Это мало понять разумом, это надо прочувствовать сердцем: – "Падая, птица издает протяжно-печальный крик. Даже не крик – стон. Безжизненное тело глухо ударяется о землю... Слышали ли вы крик птицы, потерявшей своего избранника (или избранницу) именно в ту пору, которую так любят воспевать поэты, которую люди называют порой любви?!
В этом крике боль отчаяния, безысходность одиночества, невозвратность потери... С тех пор весной я больше не охотился", – вспоминает вдохновенный вятский природовед А. Н. Соловьев.
Всеобщая Мать-Природа не знает различия между жизнью "высшей" и "низшей". ВСЯКАЯ ЖИЗНЬ СВЕЩЕННА. Милосердие (какое удивительное исконно-русское, по-матерински теплое слово!) ограничено быть не может. Это должно внушаться человеку с младенчества.
Пусть болезненно сожмётся маленькое сердечко при виде сломанного деревца, раненного зверька, бездомного котёнка. Все они взывают к его доброте, все нуждаются в его защите, все слабые и беспомощные, все жертвы людской жестокости.
Царица сада (в поэме Шелли) не уничтожает вредных для цветов жучков и букашек, а бережно относит их за ограду. В школьных учебниках нет Шелли, зато там есть "Записки охотника" Тургенева – пресыщенного, балованного барина.
Высеченный на скале указ Великого Правителя Ашоки, строившего больницы для покалеченных диких зверей, запрещает кровавые жертвоприношения, увечье и выхолащивание животных, ограничивает охоту и убой. Указ (III век до новой эры) заканчивается так: "Это старинное правило. Оно способствует долгой жизни. Так следует поступать".

Подвижники дореволюционного "Российского Общества покровительства животным" назывались "участниками-соревнователями". Соревнователь – от исконно-русского слова "ревностный", то есть усердный, взыскующий добро, душой болеющий поборник прав животных.
Род людской мельчает на глазах, и теперь обжоры "соревнуются", чтобы попасть в "Книгу рекордов" Гиннеса, а "ревнуют" рогатые мужья, "болеющие" за "Динамо".
Состраданием нужно быть одержимым, как стигматики, до слез, до дрожи, чтобы сердце обливалось кровью.
Для чего человеку даны смех и слезы? – Он должен смеяться, но он должен и плакать. СОСТРАДАНИЕ САМОЦЕННО, ИБО ДУША ЗРЕЕТ СЛЕЗАМИ. Это надо понимать буквально: известен разный химический состав слез в зависимости от их причины.
Сострадание – чудесный дар чудаков (чудак – от слова "чудеса"). Чудаков или мудрецов? Часто одно подразумевает другое. Кем был отважный, благородный Дон-Кихот?

* * *
Совершенное жизнеустройство на началах уважения к Жизни во всех ее проявлениях вряд ли осуществимо, но осуществимо постоянное, неустанное, сердечное стремление каждого подвигаться на праведном пути. Все остальные дороги ведут либо в тупик, либо в пропасть, в конечном итоге – в небытие.
Попытки достичь успеха сразу и целиком, обречены на неудачу. Дитя падает множество раз, пока не научится ходить; так и на заросшей тропе к Идеалу неизбежны падения и блуждания. Не оступается лишь тот, кто не стремится вперед и ввысь. Древние говорили: орёл до кур может спускаться, но курам до орла никогда не подняться.
Осознание человеком того, что он роковым образом несет в мир зло, боль, смерть – порождает вечную неудовлетворенность мятущейся души.
Есть страдания, а есть христианская, мазохистская мода на страдания. Неподдельная скорбь всегда безмолвна. Страстная тоска по неосуществимому навевает грусть мудрых мыслей, что в этом мире нам дано лишь стремиться...
Человек – единственное существо, сознающее свою смертность. И единственное существо, способное живым, мистическим опытом предчувствовать бессмертие своих лучших душевных порывов.
Нет на свете ничего достовернее вещего внутреннего чутья – ПРЕДЧУВСТВИЯ. Так же, как "предрассудок" стоит перед рассудком, так и предчувствие ПРЕДШЕСТВУЕТ чувствам, а стало быть, есть нечто изначальное, врожденное и самоочевидное: память и знание души о своем ПРЕДЫДУЩЕМ инобытии.
Невозможность достижения полного, безусловного согласия с собственной совестью в мире, где царит естественная необходимость, есть вернейший залог того, что наши самые возвышенные несбывшиеся намерения, расцветающие здесь, плоды принесут в жизни иной, когда развоплощенный (не отягощенный более своей жесткой биологической обусловленностью) человек вступает на качественно иной путь постижения смысла Мироздания и своего места в Нём.
Если бы человек был "сотворен" только для одной-единственной земной жизни, то невозможно было бы совместить муки мыслящей души с благостью Матери-Природы. Неотвратимость смерти в материальном мире вселяет надежду, что этот мир не единственный, что эта жизнь – пролог ("иной" мир – не на небесах. Мир Природы един и всеобъемлющ, различны лишь наши способы его восприятия).
Смерть, если понимать ее как окончательное уничтожение всего того, что есть в человеке лучшего – высоконравственного, есть бессмыслица, противоречащая творческому замыслу Природы.

Природа совершенна. Она хочет того же и от человека – частицы Её собственной сущности. Человек совершенствует свою добрую волю благодаря бесконечному кольцу перерождений-перевоплощений. Перевоплощение есть как необходимое условие этого бесконечного совершенствования, так и его следствие, ибо достойно Жизни лишь то, что неустанно утверждает себя в борении.
Призвание творить Добро – самое драгоценное качество, наивысший из даров, какими может быть наделён человек; а Природа не безумна, чтобы расточать свои сокровища.
Любовь и милосердие вернее всего приближают к прозрению сокровенной сущности Природы, которая сама есть воплощенная Любовь.
ПРИРОДА НИКОГДА НЕ ПРЕДАСТ СЕРДЦЕ, ЛЮБИВШЕЕ ЕЕ